Девушка-хвощинка и дочь восьминогого абаасы

Жила, говорят, когда-то давным-давно маленькая старушка Бэйбэрикэн. Было у нее пять коров. Эти коровы сами паслись в широком поле. Пошла однажды старушка искать своих коров и нашла красивую пятисуставную хвощ-траву.
— Возьму эту траву, отнесу домой, пусть она станет моим ребенком, — сказала старуха.
Она бережно выкопала хвощ-траву, с корнем вытащила, ни корешка, ни веточки не повредила, домой принесла, на подушку положила, одеялом укрыла. И пошла доить коров.

Вдруг слышит: в юрте тонко звякнули бубенчики, а потом напёрсток упал. Старушка вскочила, молоко пролила, вбежала в юрту, отвернула одеяло — на подушке хвощ-трава лежит, все как было, трава травою.

Вышла старушка, села доить корову — опять звон: тонко звякнули бубенчики, а потом иголка упала. Старушка опять вскочила, опять молоко пролила, вбежала в юрту, отвернула одеяло — на подушке хвощ-трава лежит, как прежде. «Что же это звякало? — подумала старушка, — Не для того же звон был, чтобы я молоко опрокидывала!» И опять ушла доить коров.

И опять вскоре услышала звон: тонко звякнули бубенчики, а потом ножницы упали. Старушка в третий раз вскочила, пролила молоко, вбежала в юрту, а там на одеяле сидит красавица: лицо её как белый мрамор, глаза как халцедон^[1], брови как два черных соболя, которые лежат, касаясь друг друга лапками; сквозь платье видно тело, сквозь тело видны кости, сквозь кости виден костный мозг, который переливается, будто ртуть.
Обрадовалась старушка Бэйбэрикэн, сказала:
— Теперь у меня есть дочь!
Стали они жить вдвоём, вместе доили коров.

Однажды в тех местах охотился удалой Харжит-Берген, сын Хан-Харах-тойона. Увидел он белку, выстрелил — не попал. Погнался за белкой. Стрелял в нее с утра до захода солнца, а попасть не мог. Вот белка взлетела на лиственницу возле юрты старушки Бэйбэрикэн. Удалой охотник опять выстрелил. Стрела упала в дымник юрты. Харжит-Берген закричал:
— Эй, старуха! Вынеси стрелу!
Нет ответа. Ещё громче закричал охотник:
— Выходи, старуха! Я — Харжит-Берген, сын Хан-Харах-тойона! Я жду стрелу!
Опять нет ответа.

Забегала кровь у него во лбу, зарумянилась кровь у него в щеках, вскипела кровь у него в носу; пришла с затылка упрямая мысль, пришла с виска сердитая мысль, влетел он в старухин дом! А когда влетел — увидел красавицу, краше которой нет на свете: лицо её как белый мрамор, глаза как халцедон, брови как два чёрных соболя, которые лежат, касаясь друг друга лапками. Сквозь платье видно тело, сквозь тело видны кости, сквозь кости виден костный мозг; когда ест она черное — будто ласточка в горле шевелится, когда ест белое — будто бабочка в горле трепещет.

Харжит-Берген остолбенел и долго не мог прийти в себя. А потом выбежал из юрты, вскочил на коня и поскакал домой.
— Отец, мать! — закричал он дома. — Я видел в юрте маленькой старушки Бэйбэрикэн, которая пасет пять коров, несказанную красавицу! Посватайте мне эту девушку!

Отец его, тойон Хан-Харах, послал к старушке девять всадников на девяти рыжих конях. Как ветер прилетели к старушке всадники, вбежали в юрту. И все остолбенели, увидев красавицу. А когда пришли в себя, тихонько вышли. Остался один, самый старший.
— Старуха Бэйбэрикэн, отдай эту девушку, твою дочь, сыну нашего владыки, сыну Хан-Харах-тойона, — сказал он.
— Отдам, — ответила старушка, — Но сначала спроси согласия у девушки.
— Пойду за него, — сказала девушка.
— Тогда давайте калым, — сказала старушка, — Как наполните все мое поле лошадьми и коровами, так и забирайте девушку.

Посыльные вернулись к тойону. Все рассказали. Тойон приказал наполнить старушкино поле лошадьми и коровами. Люди пригнали их. И привели чубарую говорящую лошадь под серебряным седлом, в сбруе, украшенной серебром. К седлу была привязана серебряная плетка.

Харжит-Берген бережно вывел невесту из юрты, посадил ее на чубарую лошадь и повез домой. По дороге он сказал:
— В лесу у меня стоят самострелы на лисиц. Пойду проверю. А ты поезжай одна. Доедешь до развилки двух дорог. У одной дороги на дереве висит черная соболья шкура. У другой — бурая медвежья. Поезжай туда, где висит черная соболья шкура.
Сказал так и скрылся в лесу. Красавица испугалась. Но делать нечего, поехала одна. А как доехала до развилки, так и забыла все, что наказал жених. Направилась туда, где висела медвежья шкура.

Вот она въехала в тёмный лес и скоро добралась до железной юрты. Там жила дочь восьминогого Аджарай-Бёге-абаасы^[2], одноногая колдунья.
Когда девушка подъехала к юрте, дочь абаасы выскочила ей навстречу. Она была в железной одежде, на одной крученой ноге, с одной крученой рукой, которая росла из-под груди, с одним мутным страшным глазом, который торчал в середине лба, с длинным чёрным языком, который свисал до пояса. Дочь абаасы сдернула красавицу с лошади, сорвала кожу с ее головы и лица, прилепила к своей голове, к своему лицу. Весь красивый наряд с девушки сняла, сама невестой оделась, потом вскочила на чубарую лошадь и поскакала к дворцу Хан-Харах-тойона.

Жених догнал ее у самого дома. Он ни о чем не догадался. Все родственники жениха вышли встречать невесту. Девять братьев Харжит-Бергена подбежали к золотой коновязи справа, чтобы принять повод лошади. Восемь сестер подошли к золотой коновязи слева, чтобы привязать лошадь. Но невеста почему-то привязала свою лошадь к ободранному стволу ивы, к которому старуха скотница Симяхсин обычно привязывала пестрого шелудивого быка. Все, кто встречал невесту, огорчились.

У девушек были наготове суровые нитки. У парней были наготове луки и стрелы. Во дворце тойона шептались:
— Как заговорит красавица — изо рта у нее посыплются драгоценные красные бусинки. Где пройдет красавица — по следам ее побегут гладкие черные соболи.
Вот для этих драгоценных красных бусинок, чтобы их подбирать да нанизывать, девушки принесли суровые нитки. Вот для этих чёрных гладких соболей, чтобы их стрелять-подстреливать, парни приготовили острые стрелы.

Невеста заговорила. Изо рта у нее посыпались вонючие зеленые лягушки. Девушкам стало тошно. Невеста пошла во дворец. По следам ее побежали худые рыжие горностаи. Парни опустили луки, нахмурились.

Как велит обычай, от коновязи до дверей дворца была постлана зеленая трава. Как велит обычай, невесте дали три верхушки молодых лиственниц. По зелёной траве вошла она в дом и тремя верхушками молодых лиственниц разожгла огонь в очаге. И начался свадебный пир. Кончили пировать — начали жить.

А маленькая старушка Бэйбэрикэн опять пошла в поле искать своих коров. И опять на том же месте нашла пятисуставную хвощ-траву. Выросла она еще краше прежней. Старушка бережно её выкопала, не повредила ни корешка, ни веточки, домой принесла, на подушку положила, одеялом укрыла. И пошла доить коров. Только начала доить — в юрте звон раздался: тонко звякнули бубенчики, потом ножницы упали. Старушка вскочила, вбежала в юрту, а там на одеяле сидит её дочь-красавица.
— Что случилось, милая? — спросила старушка.
Девушка рассказала:
— Мой жених Харжит-Берген повез меня к себе домой. По дороге сказал: «Я проверю мои самострелы на лисиц, а ты поезжай одна. Поезжай по дороге, где повешена соболья шкура, а туда, где медвежья, не сворачивай». Я забыла его наказ, поехала не туда и доехала до железной юрты. Оттуда выскочила дочь восьминогого абаасы, сорвала с моего лица кожу, налепила себе на лицо, оделась в мою одежду, приняла мой вид, приехала во дворец Хан-Харах-тойона, стала женой моего жениха, удалого Харжит-Бергена. А мое тело собаки растащили. Серая собака отнесла мое сердце на твое поле, и я снова проросла хвощ-травою. Видно, не суждено мне умереть, видно, суждено мне иметь потомство. Но дочь абаасы разбила мою судьбу, забрала моего жениха... Какой он теперь? Ведь ее дух впитался в его кровь. Доведется ли мне снова его увидеть?
— Увидишь своего Харжит-Бергена, — сказала старушка. — А пока живи у меня.
В это время говорящая чубарая лошадь сказала Хан-Харах-тойону:
— Дочь восьминогого абаасы убила мою хозяйку, приняла ее вид, стала твоей невесткой, живет в твоем дворце. А моя хозяйка ожила, снова проросла хвощ-травою, снова стала дочерью старушки Бэйбэрикэн. Злую дочь абаасы надо привязать к хвосту дикой лошади и пустить в степь. Сына твоего, удалого Харжит-Бергена, надо очистить от духа абаасы. Для этого надо его продержать тридцать дней в стремнине холодной реки, а потом тридцать дней сушить на вершине высокой сосны, чтобы продули его ветры севера и ветры юга. После этого он может пойти к старухе Бэйбэрикэн за своей невестой.

Старик тойон плакал, пока слушал лошадь. А потом поспешил к сыну. Когда он бегом вбежал во дворец, дочь абаасы всё поняла, нахмурилась, лицо её потемнело. Старик сказал:
— Сын! Поведай мне: где ты взял, откуда привёз свою жену?
— Я привёз дочь маленькой старушки Бэйбэрикэн, — ответил Харжит-Берген.
— На какой лошади ты ее привез? — спросил старик.
— Я привёз её на говорящей чубарой лошади, — ответил Харжит-Берген.
Старик тойон говорит:
— Эта лошадь рассказала мне, что невесту твою убила дочь восьминогого абаасы, приняла её вид и стала твоей женой. А девушка ожила и снова живёт у старушки Бэйбэрикэн. Дочь абаасы надо привязать к хвосту дикой лошади и пустить в степь. Тебя надо очистить от духа абаасы, а для этого надо тебя продержать тридцать дней в стремнине холодной реки, а потом тридцать дней сушить на вершине высокой сосны. После этого ты можешь пойти к маленькой старушке за своей невестой.

Услышал эти слова Харжит-Берген, разгневался, как еще никогда не гневался. Схватил он за ногу злую дочь восьминогого абаасы, выволок ее из дворца, привязал к хвосту дикого коня. Конь поскакал в степь, злую дочь абаасы разбил копытами на куски. Куски эти превратились в змей, червей, насекомых, которые ползают по земле до сих пор.

Харжит-Бергена омыли в холодной быстрине, просушили на высокой сосне и привезли домой чуть живого.

Удалой охотник отдохнул, пришёл в себя и поспешил к юрте маленькой старушки Бэйбэрикэн. Увидела его старушка, выскочила навстречу, обрадовалась, как если бы пропавший нашелся, как если бы умерший поднялся. По обычаю, она от коновязи до юрты постлала зелёной травы. Заколола свою лучшую корову, стала готовить свадебный пир.
А красавица подошла к Харжит-Бергену и заплакала:
— Зачем ты приехал, зачем пришел ко мне? Ты позволил злой дочери восьминогого абаасы сорвать с меня тонкую кожу, пролить мою алую кровь, позволил серым собакам растащить моё белое тело. Что ты после этого здесь ищешь? Девушек на свете больше, чем окуней, женщин больше, чем хариусов^[3]. Среди них и найдёшь себе жену. А я за тебя не пойду.
— Я не отдавал тебя дочери восьминогого абаасы, — сказал Харжит-Берген. — Я не отдавал тебя серым псам. Я не говорил тебе: поезжай к железной юрте.
Старушка Бэйбэрикэн села между девушкой и охотником, смахнула слезы из обоих глаз на обе стороны и сказала:
— Пропавший нашелся, умерший поднялся. Надо радоваться свиданию! Обнимите друг друга! Никто не может меня ослушаться! Девушка тихо сказала:
— Мама, я тебя не ослушаюсь. Я все забуду.
Харжит-Берген вскочил, запрыгал от радости, начал обнимать-целовать красавицу.

На дворе стояла наготове говорящая чубарая лошадь под серебряным седлом, в сбруе, украшенной серебром. К седлу была привязана серебряная плётка. Красавицу одели-нарядили и отправились в путь.

Все родственники жениха вышли встречать невесту. Девять братьев Харжит-Бергена подбежали к золотой коновязи справа, чтобы принять повод лошади. Восемь сестёр подошли к коновязи слева, чтобы привязать лошадь. Во дворце шептались:
— Как заговорит красавица — изо рта у неё посыплются драгоценные красные бусинки. Где пройдёт красавица — по следам её побегут гладкие черные соболи.

Братья и сестры готовились к встрече красавицы. Сестры нитки сучили, так старались, что кожу с ладоней посдирали. Братья стрелы делали, так старались, что кожу с пальцев посрывали.

Приехали жених с невестой. Парни приняли поводья, девушки привязали лошадей к золотой коновязи. Харжит-Берген невесту осторожно снял с лошади. Заговорила красавица — изо рта у неё посыпались драгоценные красные бусинки. Девушки начали их подбирать да на нитки нанизывать. Пошла красавица ко дворцу — по следам её побежали гладкие чёрные соболи. Парни начали стрелять соболей.
От коновязи до дверей дворца была постлана зеленая трава. Невесте дали, как велит обычай, три верхушки молодых лиственниц. Вошла она в дом, тремя верхушками лиственниц разожгла огонь в очаге. И начался свадебный пир. Гости были из ближних и дальних земель. Были тут и певцы, и плясуны. Удальцы состязались в борьбе и в стрельбе.

Семь дней длился пир, и гости разъехались по домам. Харжит-Берген с молодой красавицей стали жить дружно и счастливо. А потомки их и по сей день на нашей земле живут.