Батрак Фока и поп

Понадобился попу батрак. Но никто к нему не хотел идти работать, потому что поп был жадный, а работать заставлял с темна до темна.

А в том селе жили два брата — Петр и Фока. Бедно жили, своего хозяйства не было, по найму ходили. Вот приходит поп к ним и говорит:
— Люди напрасно болтают, что у меня работать тяжело. За год я пятьдесят рублей даю. Но только с уговором: что я ни скажу, батрак должен точно сделать, а хоть один раз ослушается — пропали его пятьдесят рублей. И еще один уговор: хозяин и работник, что бы ни случилось, не должны друг с другом ругаться, а кто первым рассердится, тому нос отрезать.
— Ладно, — сказал старший брат. — Попробую я.
Поступил он к попу в батраки. В первый день поп разбудил его спозаранку и говорит:
— Вспаши, Петя, загон. С тобой пойдет моя ученая собака, она покажет, где загон, и ходить будет туда и обратно, а ты за ней пахать будешь. Столько паши, сколько собака будет ходить. На тебе каравай хлеба и окорок, но чтоб были целы, а сам был бы сыт. Понял, Петя?
— Понял, батюшка!
Запряг батрак лощадь, поехал за собакой по полевой дороге. Остановилась собака возле большого загона, села на хвост и ждет. Только успел Петя перепрячь лошадь в соху, как собака вскочила и начала ходить вдоль загона. Ну, а Петр за ней пашет.

Без отдыха пахал до самого обеда, устал, от пота взмок, а собака знай себе ходит, хоть и язык набок свесила.

Наступило обеденное время. Собака легла под телегу. Петя распряг лошадь и дал ей корм. Самому бы тут пообедать, да поп велел окорок и каравай целенькими назад привезти. Смотрит на них Петя, и слюнки у него текут. Чтобы не видеть еды, лег и глаза закрыл. Хотел вздремнуть малость, а собака уже на хвосте сидит. Ждет.

Опять принялся Петя за работу. Солнце садится, люди у поля домой идут, а собака все ходит и ходит. Петя за ней пашет и пашет.
Вернулся домой донельзя усталый.
— Ну как, — спрашивает поп, — в точности все сделал, как я велел?
— В точности, батюшка.
— А на меня сердишься?
— Нет, батюшка! — А у самого язык чешется попа обругать.

И на другой день, и на третий собака водила Петра с утра до ночи. От голода у него живот к спине прирос. А поп спрашивает:
— Так ли сделал, как я велел? — Так, батюшка так!
— А на меня сердишься?
Тут Петю прорвало:
— Как же на тебя не сердиться, долгогривый! Я уж третий день голодный!...
— Ага, ага! — закричал поп. — Обругал меня, рассердился — давай нос отрежу!
Убежал домой Петя. Рассказал брату Фоке: нет, мол, никаких сил, там и черт не выдержит.
— А я все-таки наймусь к нему, — говорит Фока. — Отрежу я попу нос!
Как старший брат ни отговаривал младшего, Фока все-таки пошел к, попу и нанялся в работники.

Послал его поп пахать за ученой собакой. Выехал Фока со двора, отрезал кусок окорока и добрый ломоть хлеба. Жует себе. И собаке кинул. Приехали к загону. Собака села на хвост и ждет.
— Ну, подожди маленько, — говорит Фока.
Залез он под телегу и заснул. Проснулся, когда добрые люди наработаться до седьмого пота успели. Начал пахать. Собака ходит взад-вперед, Фока за ней.

Время обеда наступило, а собака все ходит. Рассердился Фока. Поймал собаку, привязал ее к телеге и давай кнутом хлестать.
— Ах ты, поповское семя!.. Ах ты, чертов хвост! Собака вырвалась и убежала домой. А Фока сел верхом, на лошадь и за ней. Приезжает, а поп ему навстречу.
— Плохую собаку держишь, батюшка, — говорит Фока. — Уж я для пользы поучил ее кнутом. А то ходит и ходит вдоль загона. Заморился я донельзя, а она ничего не понимает. Сердишься на меня, батюшка?
— Нет, Фока. За что же сердиться? — поп отвечает.
— Ну смотри! Не то останешься без носа! А сейчас мне надо пообедать и отдохнуть.
Наелся Фока, лег спать. А поп за телегой и сохой послал в поле другого работника. Тот вернулся и говорит:
— Загон целехонек, вспахано не более трех сажен, да и те надо перепахивать.
Рассердился поп, однако виду не подает — за нос боится.

Проснулся Фока. Поп ему говорит:
— Иди свиньям корму дай.
Отыскал Фока большую дубину и ну колотить свиней. Перебил всех до одной. Поп увидел и за голову схватился. А Фока говорит:
— Ну и свиньи у тебя, батюшка! Давал, давал им, даже вспотел. Больно здоровые свиньи-то.
— Я же тебе сказал — корму дай! — чуть не плачет поп.
— Ты, батюшка, сказал: дай. А чего дать, не сказал. Я-то подумал, им дубиной надо дать, чтобы они не хрюкали с голоду. Сердишься на меня, батюшка?
— Нет, Фока, нет!
— Смотри, а то без носа будешь, — говорит Фока. Делать нечего. Стали убитых свиней разделывать, мясо в кладовую носить. Поп говорит Фоке:
— Дверь не оставляй открытой.
Когда мясо в кладовую сложили, Фока снял дверь с петель, отнес ее на гумно и накрыл соломой.

Ночью сбежались со всего села собаки, растащили у попа мясо. Утром проснулся поп и ахнул:
— Я же тебе говорил: не оставляй дверь открытой! — кричит он Фоке.
А тот отвечает:
— А я ее закрыл. Соломой на гумне закрыл, как ты велел, батюшка. Ты на меня сердишься? Смотри не сердись, а то без носа останешься!
Еле сдержался поп, чтоб не выругать батрака.

А ночью вместе с попадьей думать стал, как от такого работника избавиться.
— Ты притворись мертвым, — советует попадья. — А я ему скажу: «Ты с батюшкой договаривался, а не со мной. Так и ступай себе, мне ты не нужен».
Зашел Фока в поповскую горницу, видит — грудь у попа колышется: дышит поп.
— Хозяюшка, — говорит Фока, — последнюю службу батюшке сослужу — обмою его по христьянскому обычаю.
Нагрел Фока кипятку да как плеснет на попа. Вскочил тот, медведем ревет от боли. На Фоку ругается:
— Ах ты, разбойник! Ах, собака! Чтоб тебе на том свете черти язык и уши отрезали!..
— Рассердился, батюшка? — Фока спрашивает. — А уговор наш забыл? Ну-ка, давай сюда нос!

Схватил Фока попа за волосы одной рукой, а другой нож вынул и нос долгогривому отрезал. Потом домой пошел.